Для нескольких поколений минчан парк Челюскинцев – культовое место. Кто-то любит здесь отдыхать,

кто-то – назначать встречи, но практически каждому жителю нашей столицы, пусть и всего раз в

жизни, это место чем-то запомнилось. Свойство человеческой памяти таково, что со временем многие

события уходят на второй план, как бы «сбрасываются в корзину», говоря компьютерным языком. Но

однажды возникает новый интерес: а что здесь было, какие события происходили, в честь кого или в

знак чего данный объект получил именно это, а не другое название?

Так вот. Когда-то на месте нынешнего

парка была окраина города, куда по

улице Советской, ныне проспект Незави-

симости, ходил трамвай. Он проезжал на

конечную и разворачивался как раз там, где

сейчас находится здание Детской железной

дороги. Остановка называлась просто и ем-

ко – «Выставка». Название было неслучай-

ным – здесь располагалась сельскохозяй-

ственная выставка БССР. А сам новый парк

в белорусской столице своим названиемк

отдавал дань памяти и уважения минчан

участникам арктической эпопеи челюскин-

цев, которая началась в Мурманске почти

восемьдесят лет назад – 10 августа 1933 го-

да. К слову, семеро участников полярного

похода парохода «Челюскин» были урожен-

цами Беларуси: минчанин Александр Миро-

нов, выходец из Брагина Борис Могилевич,

начальник научной экспедиции могилев-

чанин Отто Шмидт, уроженцы Витебщины

Николай Ломоносов, Иосиф Малаховский,

Алексей Харкевич и Александр Канцына.

Кто из них думал, что станет не просто

свидетелем, но и участником событий на

корабле, который мировая пресса назовет

советским «Титаником»? Думаю, что никто.

У каждого была своя судьба со сложными

поворотами и зигзагами и своя сухопутная

тропа, которая, в конце концов, привела

всех их в море.

Время многое изменило в оценке тех

далеких событий и, казалось бы, дало но-

вый ответ на вопрос, что произошло тогда

в Чукотском море. Но в потоке современ-

ных небылиц, слухов, домыслов и догадок

остались письменные воспоминания о тех

далеких событиях. Наш земляк Александр

Евгеньевич Миронов оставил не только

дежурные записки, но и подробно и четко

описал, что видел, с кем встречался и как

все происходило.

У каждого поколения минчан свой кар-

кас и периметр родного города. Время ме-

няет многое: город растет вширь и вверх, на

месте старых зданий появляются новые, но

бегущая строка памяти возвращает каждо-

го из нас в ту исходную и отправную точку,

которая запоминается раз и навсегда в ран-

нем детстве. Детство – это всегда целост-

ность и нерасчлененность, полное ощуще-

ние окружающего мира без его изъянов и

недостатков. Вы можете не помнить, что

делали вчера, но события многолетней дав-

ности воспроизводите в точных деталях и с

такими мельчайшими подробностями, что

собеседнику иногда кажется, что это не рас-

сказ об увиденном и пережитом, а сказка.

…Для юного Саши Миронова, как и для

всех мальчишек его поколения, Минск

1923–1925 годов – это, прежде всего, желез-

ная дорога. Вся жизнь крутилась и бурлила

здесь. Хотя работали уже завод «Энергия»

(ныне станкостроительный завод имени

Октябрьской революции), выпускавший

ручные соломорезки и конные плуги, и

чугунолитейный (ныне станкостроитель-

ный завод имени Кирова), всю продукцию

которого в то время составляли жестяные

ведра, печные ухваты, чугуны, колосники

да дверцы для дымовых печей.

В то время в городе было два железно-

дорожных узла – Виленский и Московский.

С пассажирскими вокзалами, паровозными

и вагонными депо, горками для формирова-

ния поездных составов и огромной товар-

ной станцией. В этом же районе неподалеку

располагались поликлиника с больницей и

две школы: четырехлетка на улице Москов-

ской и семилетка – за мостом, отделяющим

Московскую от Советской. Сейчас этой шко-

лы нет. На ее месте построен Главпочтамт.

На Московской улице и в отходящих от

нее переулках и улочках стояли дома. Семья

Мироновых жила в большом двухэтажном

кирпичном доме Дрейцера на втором этаже.

Рядом с ними жили Азаркевичи, Пекарские

и Лившицы – полный интернационал того

времени. На первом этаже дома распола-

гались магазины. Но наиболее приметным

местом во дворе Мироновых была кустар-

ная колбасная мастерская Ротера.

У ребятни на Московской имелось одно

преимущество – ни у кого не было побли-

зости таких «болотных джунглей» – не хуже

бразильских. С Московской болото тянулось

далеко в сторону Немиги, посреди него

была чистая водная гладь, казавшаяся без-

донной. Летом мальчишки на самодельный

крючок из булавки, привязанный к суровой

нитке, ловили карасей. А зимой это был ка-

ток для всех.

Но болото «безвременно погибло»: ор-

ганизатором его уничтожения был всем

известный в то время главный врач желез-

нодорожной больницы доктор Хундадзе.

Его знал и уважал весь район, он принимал

пациентов в любое время суток, а если кто-

то предлагал плату за лечение, то Хундадзе

грозно на него рычал. Стараниями Хун-

дадзе и с согласия руководства железной

дороги за несколько субботников болото

было ликвидировано. Работы возглавил

сам доктор. И в этот же год умер, просту-

дившись под многочасовым холодным лив-

нем во время визита к больному. Хоронил

его весь район, гроб с телом Хундадзе несли

на руках до немецкого кладбища, сменяя

друг друга, все жители улицы Московской.

Сегодня уже ничто не напоминает минча-

нам о том болоте – на его месте стоит му-

зыкальный театр.

…С замиранием сердца Саша Миронов

переступил порог семилетней железнодо-

рожной школы имени Червякова. Все было

новым, с прежним почти домашним режи-

мом обучения в четырехлетке, где учителя

по-соседски водили дружбу с родителями

школьников, пришлось расстаться. Для

юного Миронова началась другая жизнь,

с выходами в город. Выклянчив у родите-

 Александр Миронов

9 4

лей деньги, Саша отправлялся в кино – в

«Спартак», в «Чырвоную зорку» или «Ин-

тернационал». Кинотеатры находились в

сотне метров друг от друга.

Учеба у Миронова пошла легко, но изу-

чение родного языка давалось мальчишке

с трудом. Домочадцы, привыкшие считать,

что они говорят по-белорусски, даже не за-

мечали, что на самом деле это был язык «ин-

тернационала» улицы Московской – смесь

русских, белорусских, польских и еврейских

слов.

Мать Миронова к тому времени работала

актрисой Первого Белорусского драмати-

ческого театра – БДТ-1, открытие которого

состоялось 14 сентября 1921 года. Ныне это

Национальный академический драматиче-

ский театр имени Янки Купалы. До этого

она была актрисой железнодорожного теа-

тра «Красный путь»: за громким названием

скрывался ветхий дощатый барак, неимо-

верно душный летом и насквозь продувае-

мый зимой.

Актеры железнодорожного театра ре-

петировали вечерами дома у Мироновых,

благо у них было четыре комнаты. Малень-

кий мальчик и не догадывался, какие люди

приходят к ним домой на репетиции. Коре-

настый, немного сутуловатый человек был

для него просто дядей Ваней: он захаживал,

когда актеры репетировали его пьесу «Рас-

киданное гнездо». А был это не кто иной,

как Янка Купала.

Уроки истории и географии были лю-

бимыми у всех ребят в классе, в котором

учился Миронов.

Они с замиранием серд-

ца слушали учителя Ивана Михайловича

Федорова. На его уроках им казалось:

исчезают школьные парты, вместо них

появляется Чудское озеро, где ратники

Александра Невского топят псов-рыцарей,

или Римская империя и ведущий рабов на

восстание Спартак… Объемные картины

мира возникали и на уроках географии.

Ребята твердо верили: все, о чем расска-

зывает их учитель, он когда-то пережил

сам. Иван Михайлович «путешествовал»

со своими учениками от Минска до севе-

роамериканских прерий, где из последних

сил бьются с бледнолицыми завоевателями

краснокожие соплеменники Чингачгука.

Они даже спорили, где все-таки побывал

учитель. Чтобы рассудили их, за помощью

обращались к его сыну Федору Федорову –

будущему академику-физику, Герою Социа-

листического Труда, имя которого носит

сегодня одна из улиц Минска.

Иван Михайлович Федоров так заворо-

жил ребят, что однажды Саша Миронов со

своим другом Шурой Тарулиным решили по-

пробовать сбежать в Америку. Подготовили

компас на кожаном ремешке, два больших

ножа и два пистолета-пугача. Продукты на

дорогу припасали вместе – сушили сухари

из хлеба, полученного дома на завтрак. Все

это добро они хранили в картонной коробке

на чердаке дома. «Торжественное отбытие»

экспедиции назначили на воскресенье – за

неделю до начала летних каникул. Но случи-

лось непредвиденное: его мама, идя из теа-

тра, заглянула в школу, где ее в очередной

раз «обрадовали» победами сына по мате-

матике. Надо сказать, что отношения Саши

Миронова с учителем математики Иваном

Доминиковичем Монцеводой всегда закан-

чивались неудом и пересдачей экзамена

осенью. Так произошло и на сей раз. При-

шлось Тарулину двинуться в путешествие

одному с уговором встретиться в Одессе.

Но встречи на Черном море не получилось –

в Борисове транспортный милиционер

поймал Тарулина и отправил домой. Узнав

о происшествии, Иван Михайлович на уро-

ке географии иронично и тонко заметил,

что ребята не в Америку собирались сбе-

жать, а в мечту. Учитель всегда был твердо

убежден, что путешествия у них впереди.

Окончание шестого класса стало траги-

ческим для Саши Миронова – умер отец.

Школу пришлось оставить. Нужно было ис-

кать работу, а учиться по вечерам на курсах.

Правда, с работой в то время в Минске было

сложно. На бирже труда предложений для

всех не хватало. Помогла случайная встреча

с учителем Иваном Михайловичем Федоро-

вым. Он обещал помочь. Говорят, чудес на

свете не бывает, но с Мироновым произо-

шло именно чудо. Через два дня после раз-

говора с учителем его берут чернорабочим

на строительство минской обсерватории.

В то время это была далекая окраина горо-

да: на месте будущей обсерватории когда-

то находилось единственное в Минске му-

сульманское кладбище. Но его решено было

снести. Почему, сказать трудно. Ходить на

работу Саше приходилось пешком по пол-

тора часа в одну сторону: денег на проезд

не было. А после возведения обсерватории

Миронова послали строить шоссе Минск –

Могилев в район Красного урочища, сейчас

это район Минского автозавода.

Но работой жизнь молодого человека

не ограничивалась. Тяга к знаниям владела

им безраздельно – читал он всегда и везде.

Как-то, встретив своего друга Бориса За-

хоща, он обменялся с ним мнением о но-

вой прочитанной книге. Это была повесть

Янки Мавра «В стране райской птицы».

Внутреннее чутье подсказало юному Ми-

ронову: прочитанное напоминает ему то,

что он уже когда-то слышал. Но друг Борис

был неумолим – такое мог написать толь-

ко англичанин или американец, а никак не

твой учитель географии. В довершение спо-

ра он предложил Миронову самому спро-

сить об авторстве книги у своего учителя.

Стеснительность не позволяла Миронову

напрямую обращаться с таким вопросом к

Ивану Михайловичу Федорову. Все снова

решил случай. Однажды Миронов встретил

учителя в обществе писателей и понял, что

он и есть Янка Мавр…

С учебой в университете ни у Алексан-

дра, ни у Бориса ничего не получилось. Ми-

ронову пришлось ехать в Могилев к даль-

нему родственнику. На заводе «Красный

возрожденец» он работал обрубщиком от-

ливок в литейном цехе. Но через три месяца

по сокращению штатов Миронова уволили,

а биржа труда направила в приграничный

район в Колосово строить узкоколейку.

Впервые в жизни на заработанные деньги

удалось купить костюм. Но дорогу закончи-

ли строить, вновь пришлось искать работу.

Вдруг удача опять улыбается Миронову – его

берут на работу внештатным корреспонден-

том в газету «Звязда». Испытательный срок

подходил к концу, но репортерская фортуна

не оставила нашего героя. «Неслыханная

эксплуатация батрака-француза» – с таким

заголовком, набранным крупными буква-

ми, в 1930 году «Звязда» сообщила своим

читателям об исключительной истории.

В первой своей крупной заметке под соб-

ственным именем Александр Миронов

рассказывал о судьбе французского солда-

та Марселя Бако, в течение долгих 11 лет

находящегося в кабале, а фактически в

рабстве у хозяина хутора Садки Смолевич-

ского района матерого кулака Зенкевича.

Воспользовавшись тем, что француз боялся

расстрела за добровольную сдачу немцам

в плен во время Первой мировой войны,

Зенкевич спрятал Бако у себя на хуторе и

с 1919 по 1930 год эксплуатировал. И, ко-

нечно, скрывал от него все грандиозные по-

литические события, которые произошли за

это время в мире. Все эти годы он держал

француза в глубокой яме, специально вы-

рытой в хлеву! Во время коллективизации

благодаря репортеру Миронову эта инфор-

мация стала известна всем.

После публикации в редакцию позво-

нили и попросили Александра Миронова к

телефону. Взяв трубку, он услышал знако-

мый голос. Ему звонил Янка Мавр. Сюжет

статьи заинтересовал писателя. Он посове-

 Янка Мавр

9 6

товал Миронову написать об этом повесть,

уж больно неординарным выглядело собы

-

тие. Но в планах 20-летнего Миронова пи

-

сательство не значилось. Ему продолжали

сниться, как он потом вспоминал, манящие

цветные сны: «Ни «Красного возрожденца»,

ни приграничной узкоколейки, ни даже те

-

перешней редакции газеты в них не было.

Было другое: расплывчатое, голубовато-

белопенное и зыбкое. Откуда? Ведь я еще

ни разу не видел моря». И он уезжает вместе

с Борисом Захощем в Архангельск. Бориса

берут кочегаром второго класса на ледокол

«Седов», а Миронова – матросом второго

класса на ледокол «Малыгин». Неведомое

море позвало его в путь!

Единственное, чего удалось добиться

Янке Мавру от своего ученика, – это обя

-

зательства записывать в дневник все, что

он увидит. Миронов сдержит слово и со

временем станет одним из самых извест

-

ных писателей-документалистов, описы

-

вающих морские походы. Они пойдут по

жизни вместе с Янкой Мавром. До самой

смерти белорусского классика их отноше

-

ния будут гораздо глубже отношений учени

-

ка и учителя. Наталья Ивановна Мицкевич,

невестка Якуба Коласа и дочь Янки Мавра,

в последнем своем интервью незадолго до

смерти говорила, что ее отец относился к

Александру Миронову как к собственному

сыну. Они и жили практически рядом – Мавр

в писательском доме по улице Энгельса, а

Миронов – по улице Янки Купалы.

Уже на склоне лет Александр Миронов в

своей повести-воспоминании «Дед Мавр»,

посвященной Учителю, четко разделит два

понятия, актуальные во все времена, – учить

и воспитывать. Без детских обид – какие оби

-

ды, когда тебе за семьдесят! – он разделит

эти два понятия и даст свое точное и очень

пронзительное определение «Учителя» и

«учителя». «Иван Доминикович Монцевода,

учитель математики, тоже, по-своему добро

-

совестно, учил нас, «червяковцев». И если

бы все остальные учителя были такими, как

он, мы покидали бы школу не окрыленными

верой в будущее юнцами, а пришибленными

тихонями, из которых со временем выраста

-

ют и приспособленцы, и подхалимы, и спо

-

собные на любую мерзопакость карьеристы.

Потому что одних лишь педагогических зна

-

ний, умения преподавать предмет от корки

до корки по учебной программе ничтожно

мало. Для формирования психики, миро

-

воззрения, характтера, душевной чистоты

школьников необходимо гораздо большее.

И это гораздо большее вмещает в себя то, что

принято называть воспитанием детей».

Янка Мавр делал из своих учеников лич

-

ностей. И это правда. Читаю еще раз вос

-

поминания Миронова, которые написаны

о событиях 90-летней давности, а как будто

это сказано о вчерашнем классном собра

-

нии у сына в школе. Хороший учитель – это

подарок судьбы, это как выигранный лоте

-

рейный билет в будущее. Для очень многих

выпускников «червяковки» таким учителем

был Янка Мавр, 130-летие со дня рождения

которого мы будем отмечать 11 мая этого

года.

По первоначальной задумке автора в

этой статье должен был быть один герой –

Александр Миронов. Но судьбы Александра

Миронова и Янки Мавра настолько тесно

переплелись, у этих двоих столь разных лич

-

ностей было столько точек соприкоснове

-

ния, что невольно задумываешься о другом:

биография Миронова – это биография его

поколения, и, как ни крути, разговор нужно

вести не просто о человеке, а о человеке и

его времени.

Пару лет назад в журнале «Полымя» дочь

Ивана Михайловича Федорова, которого мы

все знаем как Янку Мавра, по настоятель

-

ной просьбе своего супруга – сына Якуба

Коласа Михаила Мицкевича опубликова

-

ла книгу воспоминаний «Доўгая дарога (ад

дома Янкi Маўра да дома Якуба Коласа)».

С предельной искренностью и добротой в

ней описаны перипетии жизни того време

-

ни, многое из того, чего мы не знали, что

тщательно скрывалось в советское время.

Жизнь Янки Мавра – сюжет для телеви

-

зионной саги. Потерявший работу в школе

в деревне Бытча, что в пяти километрах от

Борисова, он устроился домашним учите

-

лем шестерых внуков священника Федора

Адамовича. Поповна к тому времени была

вдовой, и сельское общественное мнение

озаботилось проблемой: как может жить в

ее доме молодой холостяк. Постановка во

-

проса со стороны Варвары учителю была

четкой и простой: или женись, или уходи.

Спустя много лет он с улыбкой вспоминал,

что женился на детях, к которым успел при

-

вязаться. У Янки Мавра было космически

большое сердце. Казалось, что в нем есть

место для всей детворы мира.

БЕЛАРУСКАЯ ДУМКА № 4 2013

***

http://www.polarpost.pro/forum/viewtopic....